31 января и 1-2 февраля 1970 года, по первой программе ЦТ, прошла премьера сериала «Тревожные ночи в Самаре».
Трехсерийный художественный фильм — самый известный кинематографический продукт, сделанный в нашем городе за всю его историю.
Самкульт публикует главу из книги воспоминаний самарского писателя Эдуарда Кондратова — одного из авторов сценария «Тревожных ночей».
На фотографии: Эдуард Кондратов (справа) в эпизодической роли чекиста.
АХ ВЫ, НОЧИ, «ТРЕВОЖНЫЕ НОЧИ»…
Случилось это в конце ноября 1967 года, когда редактор «Волжской коммуны» Вениамин Кузьмич Щербаков дал нам с Сокольниковым задание: побывать в Куйбышевском управлении КГБ и написать к его 50-летнему юбилею что-нибудь очень интересное о деятельности чекистов… Только не сегодняшних, а сугубо в историческом аспекте. Мы и поехали на улицу Степана Разина. Приветливый пожилой дяденька в штатском, он же подполковник Козлов, архивариус и создатель музея управления, привел нас в пустой кабинет и стал подкладывать нам одну за другой пухлые папки с пожелтевшими от времени документами. Кое-какие страницы были, правда, защемлены скрепками — полвека прошло, а они всё ещё были бо-оль-шим секретом. Копались мы, копались в архивах и кое-что для газеты накопали. Накануне юбилея «Коммуна» напечатал два наших очерка — «Часовые революции», героями которого были самарские чекисты 1921-го года, разоблачившие контрреволюционный заговор, и еще «Игра» — о радиоигре, которую вели с абвером куйбышевские кагэбэшники, отловившие в 1943 году под Сызранью фашистских диверсантов.
Очерки, как очерки… Нас похвалили, только и всего. Шли месяцы, Володя опять вернулся на телестудию, я работал в «Коммуне» заведующим отделом литературы, искусства и науки, Щербаков относился ко мне весьма благожелательно. И тут Сокольников предложил мне написать вместе с ним сценарий телефильма по мотивам очерка «Часовые революции». Очень уж интересная фактура, жалко, если ограничимся газетным очерком. А что если телефильм?… Да еще — чего мелочиться-то? — двух или трёхсерийный, а?!
Тогда только-только появлялись на «голубом экране» первые телесериалы, имели они потрясающий успех, хотя помнятся сейчас лишь два — «Принимаю огонь на себя» и «Майор Вихрь». Третий — «Операцию «Трест» — Колосов тогда еще не начинал снимать.
Предложение было соблазнительным, отказаться я не мог, хотя и никакого понятия не имел, как пишутся киносценарии. Да и Володя не очень-то был в этом жанре копенгаген,хотя и работал на телевидении. Постановщика мы наметили сразу: им должен был стать телевизионный режиссер Владлен Недолужко, имевший ма-а-хонький киноопыт — 15-минутный телефильм «Старик в потертой шинели» по рассказу Константина Паустовского.
Но говорить о режиссуре было рано. Надо было еще сочинить саму историю. Да-да, именно сочинить, потому что фактуры, почерпнутой в архивах КГБ, было, что называется, кот наплакал. Что мы узнали? Что в 1921 году чекисты за одну ночь арестовали полторы сотни заговорщиков, готовивших свержение Советской власти в Самаре. И что вроде бы связаны они были через владельцев Жигулевского пивкомбината с заграничной белогвардейщиной. Знали мы, правда, фамилии некоторых чекистов Самарского ГПУ.
Вот и всё, пожалуй…. Для очерка фактов хватило. А для сериала?..Эх, где наша не пропадала?! Пришлось дать волю фантазии, и понесла она нас, родимая, как на крыльях. Появились и герои, и коварные враги, и смятенно мечущаяся интеллигентная барышня… Героям дали фамилии университетских приятелей. Кому какой эпизод писать, разыгрывали, как и раньше, на картах. Работали жарко, весело и, главное, плодотворно.
Уж и не помню, сколько недель мы потратили на сочинительство, но когда рукопись сценария была отпечатана и отдана режиссёру, оказалось, что очень многое придется переделывать. Спорили мы с Недолужко до посинения, но в основном приходилось с ним соглашаться — все-таки режиссеру виднее, как и что будет лучше глядеться на экране. Вполне закономерно, что к авторскому дуэту добавилась и третья фамилия — Недолужко, чья роль в сценарии определена была титром «при участии».
Конечно, это было какое-то безумие — непрофессионалам, вовсе не киношникам замахнуться на трехчасовой сериал. Но ведь еще большую, не типичную для номенклатурного товарища смелость проявил председатель областного Госкомитета по радио и телевидению Константин Иванович Шестаков, рискнувший выбить у Москвы под наш сценарий государственные деньги. Насколько большие, не знаю, но сам факт, что их дали провинциальной телестудии, был удивителен.
А коли дали, надо было их поскорее в дело пускать… Начали с кастинга. Правда, слова такого тогда мы еще не знали и называли волнительный этот процесс по-русски — актерскими пробами и отбором статистов. После объявления в газете желающие сниматься в кино пошли на телестудию нескончаемой вереницей. Преимущественно молоденькие девушки, школьницы и студентки. По фильму нам нужны были зрелые мужики, изображавшие бы нэпманов, заговорщиков и бандитов. Молодежь мужеского пола, конечно, годилась на роли чекистов, а вот девица нам нужна была лишь одна. Однако эта вакансия была априори забита теледиктором Наташей Недолужко, женой постановщика. Так что слёз девичьих пролито было в избытке. А подходящих типажей не хватало.
Порой в поиске их ассистенты и помрежи на улице останавливали мужчин с виду поплотней и понебритей и предлагали сняться в кино. Гонораром соблазнить было трудно — за съёмочный день статисту платили 3 рубля, за участие в эпизоде — 11 рублей в день. Иногда попадались выразительнейшие личности. Например, вахтер кинохроники — ну, типичный старый пахан.
А наш сосед по дому, толстячок Вовка Тарзилов — классический молоденький нэпман. Из ассистентки ТВ получилась шикарная толстенная бандерша с распущенными по плечам волосами. В проходных ролях снимались сотрудники телестудии, их родственники, знакомые и знакомые знакомых. Даже моя Лариска отметилась в роли закутанной в платок девочки, которую ведет за руку по булыжной мостовой согбенная бабушка. Потом весь третий класс высматривал её в этом выразительном эпизоде.
Но хоть это были только лишь статисты, мороки и с ними было предостаточно. пришлось шить множество костюмов по моде начала 20-х годов, обрядить кого в кожаные куртки, кого в кители и гимнастерки, а кого и в одежды тогдашних мещан и вновь появившихся в те годы буржуев. По ходу съемок в работе с массовкой возникали непредусмотренные осложнения.
Например, когда снимали ночью в санатории имени Чкалова, нэпманский ресторан с цыганами, гульбой и пальбой, пришлось трижды ставить на столы тарелки с закусками, потому что многочасовая съемка раскрутила у статистов жуткий аппетит. «Ещё дубль!» — командовал режиссёр, а на столах-то опять пусто. В смету фильма эти дорогостоящие неожиданности вставить было сложно, еще сложнее — восстановить ресторанное приличие на столах, поскольку времена были голодные, полки в продуктовых магазинах, как правило, пустовали.
Лучшие актеры Куйбышевского драмтеатра охотно согласились сняться в одном из первых советских сериалов, хоть и не у всех получилось, как надо. К примеру, народного артиста РСФСР Михаила Аренского, снявшегося в роли нэпмана Башкатина, приехавший из Москвы куратор фильма Сергей Колосов забраковал, пришлось все сцены с ним переснимать. Актёр прекрасный, а вот типаж — ну, абсолютно не подходящий, «не наэпман, а раввин», по словам Колосова.
Но большинство наших актеров достойно выглядели на экране, хотя опыта работы в кино у них не было. Пожалуй, только для Светланы Боголюбовой наш фильм не был дебютом: еще при жизни Сталина она снялась в главной роли в официозном фильме «Клятва».
Ныне же Светлане Игоревне предстояло играть Нюсю — молодую самарскую интеллигентку, эдакую рефлектирующую врагиню коммунистов. Роль эта трудна была уже и потому, что по сценарию Нюся была много моложе нашей Светланы. Однако же сыграла она прекрасно. Вполне справился с ролью Гаюсова — врага № 1 — и Ольгерд Тарасов, колоритные образы создали ветераны сцены Сергей Пономарев, Николай Клюев, Адександр Демич, Николай Кузьмин и молодые актеры Ванда Оттович и Иван Морозов.
А вот на главные мужские роли пригласили знатных варягов… Ведущий молодой актер Товстоноговского БДТ Валерий Караваев, народные артисты РСФСР, к тому времени уже знаменитые киноактеры Владимир Емельянов и Сергей Яковлев, как ни удивительно, согласились сыграть в фильме, где и режиссеру не хватало должного опыта, и оператор Володя Вовнянко был только что закончвшим ВГИК новичком, как, впрочем, и Владимир Тараканов, главный художник. Никогда не имела дела с кино и второй режиссер Маргарита Афанасьева, ну а о сценаристах я уже говорил. Смех и грех! И как же мы были благодарны этой приезжей троице! Как естественны, как органичны были в любой сцене фильма оба мэтра! Высокие профессионалы, они вытащили фильм, который и сегодня с теплотой душевной воспринимается зрителями, когда он нет-нет, да и появляется на телеэкране.
На съемки ушло полтора года… Те, кто еще жив, здоров, вспоминают его с улыбкой, с ностальгической слезинкой в голосе. Добрая атмосфера, в которой работал наш разношерстный коллектив энтузиастов, сумевший без какой-либо производственной базы, безо всякого киноопыта, буквально по наитию снять трёхчасовой сериал, была главным залогом нашей общей удачи.
Жаль только, что ковш дёгтя в бочку мёда влили нам при озвучивании «Тревожных ночей» деятели Ленинградской киностудии. Многие питерские актеры в это время были в простое, вот и дали им на студии подзаработать, озвучив фильм вместо куйбышевцев. Вызвала эта подмена и обиду, и… взрывы горького смеха, когда сами актеры услышали, как Ванда Оттович, обладательница глубокого контральто, заговорила в фильме писклявым дискантом, а басовитый Ваня Морозов — тощеньким тенорком.
Хотя на постановку фильма денег было мало и о дорогих декорациях и речь не могла идти, натура «Тревожных ночей в Самаре» необыкновенно экзотична. Старинные купеческие дома, подъезды с железными узорчатыми лестницами, крутые спуски к Волге, живописная деревянная резьба, жутковатые трущобы, интерьеры дореволюционной постройки зданий банка, дворянского собрания…
Москвичи смотрели телефильм и поражались: до чего же хорошо поработал художник, какие виды, какие декорации!.. И с трудом мне верили, что всю эту красоту снимали на самарской натуре и что только сцены в кабинетах сняли в павильонах Ялтинской киностудии, куда выезжала часть группы. В Куйбышеве же искать подходящие объекты для съемок нам помогал весь город, режиссеру и художнику приходилось отбиваться от предложений типа: «вот у нас на Садовой есть такой домик» или » да не здесь бы вам лучше снимать, а там, где я вам щас покажу«… Киногеничных кварталов и зданий в городе, особенно на улице Куйбышевской, архитектурной его кунсткамере, и в самом деле предостаточно. И по сей день.
Работать в газете мне становилось всё сложнее — ведь нам, сценаристам, приходилось бывать на съемках чуть не ежедневно. И я решил уйти из «Волжской коммуны» на телевидение. Уйти оказалось не так просто: редактор газеты Щербаков всерьез на меня рассердился, даже обиделся и сказал было «нет!», но я настоял на своём и ушел на ТВ старшим редактором литературно-драматических передач.
Впоследствии, когда меня будут принимать в «Известия», к этому изменению служебного положения, зафиксированного в моей трудовой книжке, столичное начальство отнесётся с подозрением: за какие, мол, грехи пришлось уйти из газеты «на такое понижение»? Да, поверить в это сегодня трудно, но тогда общественный статус ТВ и партийной прессы были далеко не одинаков.
Так или иначе, а с Володей мы снова стали работать в одной редакции. На съемках, повторюсь, мы постоянно торчали, поскольку нужно было время от времени править себя же, меняя по требованию актеров какие-то фразы — не всякое написанное слово, произнесённое вслух, звучит хорошо. Но к нашей помощи постановщики прибегали не часто, и Недолужко как-то напустился на нас: «Какого черта болтаетесь попусту? Давайте-ка поснимайтесь тоже».
Ха! А почему бы и нет?! Жить стало еще интересней, хотя наши актерские таланты режиссер, увы, использовал не так уж и полно. Так, эпизодически… В фильме есть драматическая сцена, когда Нюся с пистолетом в руке врывается на чердак, где засели нехорошие контрреволюционеры, промахивается, стреляя в Гаюсова, и падает, сраженная выстрелом человека с глубокими залысинами и накинутой на плечи шинели.
Этот убивец главной героини — Володя Сокольников. Ну а мне пришлось в фильме поиграть чекиста — с усиками, тогда еще приклеенными, в кожаной куртке, такой же фуражке и с наганом. В первой серии я участвую в аресте Кропочева, главного героя, в третьей — выслеживаю Нюсю, потом, размахивая наганом, врываюсь в аптеку, в ту, что на углу Ленинградской, с криком: «Всем оставаться на местах!». И — самое приятное — на старинном «форде» еду по Самаре, подъезжаю к редакции «Коммуны» и что-то там такое говорю насчет объявления.. Меня, впрочем, тоже переозвучил какой-то ленинградский артист, по легенде — Карнович-Валуа.
Увидеть себя в кино было чрезвычайно интересно — забавно и слегка неприятно, поскольку дилетантизмом всё-таки несёт на версту.
Фильм сдали за день до наступления Нового, 1970-го. Года и вскоре показали на местном телеэкране, потом — по второй программе Москвы. В «Правде» появилась большая рецензия «Правда образов и обстоятельств», нас очень и очень в ней хвалили. Хотя радость по сему случаю несколько подпортило осознание, что автор рецензии — сам Шестаков.
Но пресса и потом была большая и весьма восторженная. Сериал тиражировали и разослали на все базовые телестудии страны. И если бы примерно в это время не появился на телеэкранах сериал «Операция „Трест“, о нашем фильме говорили бы много больше, а так он всё же остался несколько в тени грандиозной работы Колосова, которая, кстати, и тематически и по времени действия перекликалась с нашей.
Больше того, мы с Володей, сочиняя сценарий, придумали, просто от фонаря, что контра намеревалась взорвать мост через Волгу под Сызранью. Так вот, глядючи на голубом экране „Трест“, мы злорадно порадовались, что и у колосовцев есть эпизод, в коем говорится о существующей в Самаре контрреволюционной организации и предполагаемом взрыве моста.
„Тревожные ночи в Самаре“ центральное телевидение показывало много раз, республиканские и региональные студии и того чаще. Бывая в столицах тогда еще братских республик и в крупных городах России, я убеждался, что фильм знают и помнят всюду. Для меня он был, куда ни поедешь, визитной карточкой, словно „сезам, откройся!“.
Светлана Боголюбова рассказывала, что когда после съемок она поехала в Трускавец, то по дороге в санаторий её предупредили, что рассчитывать на хорошую палату ей не приходится — нужен великий блат. Но стоило актрисе войти в вестибюль санатория, как раздался восторженный возглас администраторши: «Так это же Нюся!». Проблем с сервисом, само собой, у неё там не было.
И еще вот что замечу: в те годы уже мало кто в СССР помнил, где она, эта Самара, и потому шибко удивлялись люди, узнавая подлинное имя города Куйбышева — того, который на Волге, а не который еще есть в Сибири. А мы-то с Сокольниковым сначала назвали наш сериал банальнейше — «Часовой революции». И надо же: как это ни удивительно, переназвавшее его начальство на сей раз оказалось куда умнее и предусмотрительней творцов.
Только до сих пор я жалею об одном нашем с Володей серьезном упущении: в фильме совсем нет любовной линии — ни щемящей драматической, ни счастливой, никакой. Вспомни мы о ней вовремя, поклонников у «Ночей» было бы еще больше. Да вот слишком уж увлеклись мы тогда приключенческой фабулой, разгадками тайн и погонями. Профессиональной мудрости нам не хватило, это уж точно.
Источник
