26 апреля 1986 года на Чернобыльской АЭС произошла крупнейшая за всю историю атомной энергетики техногенная катастрофа.
В результате взрыва был разрушен реактор четвертого энергоблока. В окружающую среду попало около 190 тонн радиоактивных веществ. В ликвидации последствий аварии приняли участие более 600 тысяч человек, в том числе и жители нашего города.
Снова в армии
Анатолий Левушкин родился 13 мая 1942 года в поселке Глотовка Ульяновской области. Он стал четвертым ребенком в семье. Отец в то время был на фронте. А в 1943-м, так и не увидев младшего сына, погиб. Но мать много рассказывала об отце, и он стал примером для мальчика.
Семья жила трудно. Чтобы помочь матери, Толя стремился быстрее обрести профессию и начать работать. Поступил в Куйбышевское железнодорожное училище на специальность «электромонтер тяговых подстанций». После были армия и техникум. Почти всю свою жизнь Левушкин связал с энергетической промышленностью. Работал на Новокуйбышевской ТЭЦ-2, потом на Куйбышевской. Там его летом 1986 года и застала повестка из военкомата с предписанием явиться на сборы.
В числе других резервистов Левушкина направили в Оренбургскую область — на знаменитый Тоцкий полигон. Обучали действиям в зоне радиации. Ведь там после испытания ядерного оружия в 1954 году имелся определенный опыт.
— Ночью 30 августа мы по железной дороге добрались до Киева. Шел сильный дождь, — вспоминает Анатолий Дмитриевич. — Пересели в грузовые машины с порванными тентами. Мы возмутились. Но сопровождающие заявили, что других нет, а люди уже два дня ждут смены, промедление для них смерти подобно.
Нас привезли в район села Ораное, где расположилась мобильная группа Приволжского военного округа. Разбили на команды. На следующий день приступили к работе. В общем, будто снова в армейском строю, хотя многим уже за 40 лет.
Был ли страх? Да, мы были в шоке от гибели 28 пожарных и других людей, но понимали, что от нас зависят жизни миллионов. И мы должны выполнить свой долг.
За свинцовыми занавесками
— Мне пришлось работать в разных местах, — рассказал Анатолий Дмитриевич. — На нулевом объекте, в месте нахождения аккумуляторной, меняли полы — укладывали вместо них специальное покрытие. Как специалиста-энергетика меня направляли на третий энергоблок, чтобы обеспечить подходы для проведения дезактивации.
Потом нашу группу перебросили на этаж управления этого же блока. По всему коридору мы вешали на окна тяжеленные свинцовые занавески. А солдаты срочной службы боролись с радиацией с помощью швабр и тряпок. Установки «Тайфун» тогда еще не было, и приходилось работать вручную. На крыше третьего энергоблока пытались задействовать роботов, но техника, к сожалению, выходила из строя.
После работы мы шли в передвижную душевую. Переодевались в чистое, а использованную одежду сбрасывали в овраг.
Рабочий день длился не более трех часов. Его продолжительность зависела от уровня радиации в конкретном месте.
Серебро в воздухе
При свете солнца ликвидаторы наблюдали в воздухе летающие серебристые блестки. Это были частицы стронция.
— Работая на могильниках, мы наглотались его с избытком. Порой с трудом забирались в машины, а однажды три дня не могли встать с постели — мучило страшное удушье, накатывали приступы тошноты, — рассказал Левушкин. — Могильник — это огромная яма глубиной 60 метров и шириной 100, изнутри «обшитая» бетоном толщиной в метр. В нее складировали радиоактивные материалы. Одни рабочие подвешивали к крану контейнер с опасным грузом, а другие после спуска отцепляли его. На эти операции отводилось 30 секунд.
Работали мы и в километре от АЭС, на железнодорожной станции Янов. Занимались дезактивацией подъездных путей пассажирских поездов. А на другой стороне от нас стояли грузовые вагоны. Там другая группа острыми топорами на длинных шестах вырубала застывшие куски графита, вылетевшие из реактора.
С помощью прибора, не выходя из разведывательной бронированной дозорной машины, мне доводилось определять наиболее загрязненные радиацией места, чтобы потом туда направили людей для дезактивации.
Куйбышевский бунт
После возвращения домой ликвидаторы чувствовали себя, конечно, неважно. Здоровье у всех явно пошатнулось. Стали обращаться к врачам, но эта сфера для многих была пока неизвестной. О системной реабилитации речь не шла.
— Было обидно, что о чернобыльцах так быстро забыли. Правда, и время было непростое. Но мы все-таки решили напомнить о себе, — продолжил Левушкин. — 13 чернобыльцев, находившихся в клинике, объявили голодовку, выдвинули ряд требований. Написали обращения во все властные структуры, включая Михаила Горбачева. Приехала комиссия и сочла наши требования справедливыми. Под руководством врача Анатолия Сальникова, который тоже был ликвидатором, в Куйбышеве был создан реабилитационный центр. Именно тогда и появилась областная общественная организация «СоюзЧернобыль».
Большую помощь нам оказал военкомат, рассекретивший списки ликвидаторов. Я принялся составлять картотеку, начал собирать сведения из приказов, распоряжений и других официальных документов.
Постепенно ликвидаторов «признали». В марте 1990-го вышло постановление №325 Совета министров СССР и центрального совета профсоюзов «О мерах по улучшению медицинского обслуживания и социального обеспечения лиц, принимавших участие в работах по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС». А через год был принят закон «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС».
За работу на ЧАЭС Анатолий Левушкин был удостоен ордена Мужества. Однажды ему как ликвидатору выделили квартиру, но он от нее отказался. Сказал, что жилье уже есть, а лишнего не надо. Несмотря на собственную инвалидность, его больше волнуют судьбы боевых товарищей по той, чернобыльской, «войне».
